Лёха Чих, фармазон, подогнал фуфеля, скрасить вечер за стирами в очко.
 Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! - я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.
 Веня лепень одел и расплавился весь, пальцы веером: "Здрасте, гражданка,
 Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь сейф лохматый ваш вскроют, как в банке".

 Он, довольный собой, подкатил на контакт, он по сейфам - учёная степень.
 А она, плюнув на пол ему просто так, вынув ствол, продырявила лепень.
 Всем сказала: "Сидеть", - мы уважили ствол, а она, как ни в чём не бывало,
 Свою шляпку-каре положила на стол, из декольте маляву достала.

 Веню жалко, хорошим он кольщиком был, не по воле красючке простили.
 Пулю в ствол ей действительный вор зарядил, и писал, чтоб её полюбили.
 Слышь, с такого начала не делают дел, ты же с виду не катишь по масти.
 Лёха Чих прохоря через край насадил, а тебе дырку сделать, как "здрасьте".

 Завтра авторитет просит в гости в Москву: есть дела, да "малина" подсела.
 С ихней квалификацией - только в тюрьму, а тверским, мол: не в кипеше дело.
 Надо людям помочь; собрались "на гастроль", взяли вместе с мешками "карету".
 А делить стали филки - заныла мозоль, я за Веню был с авторитетом.

 Я всю долю мою оставляю в общак, мне не надо ни много, ни мало.
 Дай красючку свою, попахать с ней ништяк, ту, что Веню в Твери рассчитала.
 Вор достал портсигар, папироски скомкал, он слегка приподнялся с трамвая
 И сквозь зубы, с такою тоскою сказал: "Забирай, я тверских уважаю".

 "Как завут-то тебя?" - я спросил у неё. Милка, нежное девичье тело.
 Разряжайся, сегодня ты будешь моё, чтобы не было здесь беспредела."
 Вор, как видно, её больше жизни любил, только чувства не выдал, поднялся.
 И, не глядя, в неё барабан разрядил. начал что-то толкать, но сдержался.

 А в тверском ГПУ молодой оперок шил дела с пролетарским размахом.
 На столе у него я прочёл некролог, и кольнуло в груди под рубахой.
 "Была зверски застрелена бандой в Москве на задании Савина Мила".
 На ментов ведь работала, дым в голове, а вора не спалила, любила.